только что в ящике моего стола отыскал я твое письмо, которое ты написал мне в этом году на Пасху. Кажется, я не посылал тебе ответа: ничто не может быть менее вежливым и менее приличным этого моего молчания. Не хочу, однако же, чтобы ты думал, будто память о тебе изгладилась из моего сознания, а твое имя — из моих ежедневных молитв. Ведь причиной было не что иное, как постоянная письменная работа, а также (да не покажется, будто я слишком уж оправдываю себя) некое уныние — злой недуг и, полагаю, тот из семи смертных грехов, что имеет надо мною особую власть, хотя немногие верят этому, глядя на меня.